«Искусство легких касаний»: что ждать от новой книги Пелевина

Каждый год мы ждем книжку Пелевина, к концу лета образуются тянущие боли: скоро ли, когда же. Скоро, со дня на день. Издательство «Эксмо» анонсировало выход новой книжки Пелевина «Искусство легких касаний». 22 августа книжка поступит в продажу. В какой мистический опыт нас погрузит самый загадочный русский писатель? Подробности, как всегда, не разглашаются. Пока показали только обложку в духе предыдущего романа «Тайные виды на гору Фудзи». На ней, на фоне Сатурна, хищные горгульи Нотр-Дама.

У Пелевина интуиция острая, как обоняние у голодного волка. Может, собор Парижской Богоматери еще не горел, а Пелевин уже вытащил запылившихся горгулий со страниц Гюго. Но толком ни про горгулий, ни про Париж, ни про новый пелевинский миф пока ничего неизвестно. Пока утешаемся лишь предвкушением

Строгая периодичность выхода романов (раз в год по книге, начиная с 2013-го) Виктора Олеговича Пелевина создала у читателей приятный ритуал и даже зависимость. К осени мы рефлекторно тянемся к Пелевину. Когда же еще читать, как не в то время, когда сознанию полагается быть наиболее зыбким? Каждый год 31 декабря герои новогоднего фильма ходят в баню, каждую осень все читающие люди покупают новую книжку Пелевина. Если любить мистификации, как к ним склонен сам автор, можно подумать, что этой цикличностью Пелевин проворачивает с нами одну из своих штук, запудривает мозги. Кручу-верчу, запутать хочу. Цикл, круг, бесконечность – это же так по-пелевински.

Писатель еще в 90-х проковырял в нашем сознании пару дырок, запустив новый воздух. Мы уже признавались ему в любви, и наши чувства не изменились. Все так же любопытно, как он играет в игры с национальным характером и духовностью, выкручивает мозг мистикой, издевается над средним классом и позволяет себе каламбуры типа Навухогорлоносор. За пару десятков лет он не слился и не скис. Честно говоря, мало кто при такой регулярности «выдачи» книг мог бы остаться столь внезапным по части текстов.

Сегодня его много критикуют, а если хвалят, то уже слегка через губу. Но Пелевин уже не может разочаровать. Он эту черту перешагнул. Сам создал и сам же разрушил миф о себе. Пелевин уже не миф, а мем. Его интонации встраиваются в почти любой сюжет, как всюду встраивается разводящий руками Траволта, как в челябинскую трешку вписался Квентин Тарантино.

С Тарантино Пелевина, кстати, многое объединяет. И тот и другой авторы и демиурги, которые перекраивают мир по собственному желанию: один – спасая Шерон Тейт бойцовским Брэдом Питтом, второй – вручая топор Достоевскому

Пелевин то выпрыгивает из нашей реальности, то втягивает нас в свою. Ту самую, с квасом «Николой», который не кола (из романа «Generation П» напиток перешел в нашу жизнь), со знаменитым слоганом «Солидный Господь для солидных господ», который прорывается то в одной реальной рекламе, то в другой. А сообщение о том, что печально известные футболисты Мамаев с Кокориным в заключении читают всего подряд Достоевского и «Жизнь насекомых», прелестно в своей веселой, истинно пелевинской абсурдности.

Почти во всех книжках Пелевин, порой в двух-трех строчках, дает определение состояния дел в России. Даже не дел, а умов. Иногда это приговор, иногда шуточки. Этого-то мы и ждем всякий раз. Но он никогда не дает читателю ни сочувствия, ни прямого ответа. Дай ответ! Не дает ответа Пелевин. Но путь для России он всегда проложит через чью-то уборную – не потому, что не верит, что можно по-другому. Потому что в его мире высокое стоит сочетать с низким – хотя бы для того, чтобы не скривило от пафоса. Одно другим, как известно, хорошо оттеняется.

Зря мы ждем от Пелевина искренности. Думаем: сейчас вот-вот прорвется солнечным светом. Он все-таки сатирик, а сатирики могут предаваться меланхолии, но не эмпатии, нельзя давать слабину. Искренности и сочувствия в нем нет и потому, что все, что он пишет, про альтернативную реальность. Конструирует новый мир. Антиутопию. И без устали гнет свою линию через все книжки, как удачные вроде романа «Чапаев и Пустота», так и менее удачные последние, о том, что истина – штука множественная. А иногда иррациональная. «Возьмите экстаз и растворите его в абсолюте. Будет в самый раз». Ну кто еще так поговорит с нами о вечности и всемирном хаосе?